ВОПРОС: Что Вам было известно и от кого о существовании вредительских организаций в других отраслях промышленности?

ОТВЕТ: Я знал от МЕККА, что в НКПС имеется к-p организация, насколько я его понял, во главе с ним. Это я узнал из разговора с ним в 1925 году, но подозрения об этом были и раньше. Подозрения были основаны на тех несуразных действиях НКПС в те времена, как требования на подвижной состав и запасные части постоянно менялись, некоторые запросы были или слишком преувеличены или слишком преуменьшены. МЕККУ я также сказал, что уже в Главметалле имеется такая организация. Далее, я понимал из разговоров с РАБИНОВИЧЕМ, что подобная к-p организация существует в каменно-угольной промышленности. РАБИНОВИЧ в разговорах со мной и в выступлениях в разные годы — в [19]23 г. в Клубе Горных Деятелей, на заседаниях Главконцесскома в [19]25—26 г.г. высказывался определенно, что необходимо вести к тому, чтобы заставить правительство прибегнуть к помощи иностранного капитала. От ГАРТВАНА я знал, что в Госплане существует поддержка нашим действиям с его стороны, со стороны ТАУБЕ. О подробностях работы каждой организация старался не расспрашивать, да и сам не рассказывал подробности, так как считал это вредным. Работа к-p организации в металлопромышленности направлялась директивами, исходившими из заграницы от объединения группы бывших владельцев и банков, получаемых мною от представителей такового объединения ГЛАССА и МЕЩЕРСКОГО, входивших в это объединение[,] и другими, как, напр., ЖДАНОВ от ЖИВОТОВСКОГО, СВИЦЫН от ГЛАССА.

Директивы из заграницы, как я уже показывал, получались мною от ГЛАССА и МЕЩЕРСКОГО, лично при свиданиях и в письменном виде, через английскую миссию. В основном, директивы сводились по периодам к следующему: до [19]23—24 года сохранять предприятия Для концессий и всячески содействовать созданию благоприятной обстановки для этого. С 1925 года уже было дано указание приступить к более активным действиям, в виде непосредственных вредительских актов, чтобы вызвать финансовые затруднения у правительства, с целью невозможности своими средствами удовлетворить потребности страны в металлоизделиях и тем самым была бы сорвана индустриализация страны.

С. Хренников.
5/XI-29 года.

ПОКАЗАНИЯ С. А. ХРЕННИКОВА.
О вредительстве в ГИПРОМЕЗе.

В 1926 году я назначен был председателем Технического Совета Гипромеза. С моим участием там были проведены следующие вредительские акты:

1.  Утвержден был проект Нижне-Тагильского вагонного завода с преувеличением его мощности, благодаря излишним постройкам вспомогательных и заготовительных цехов, как, например, сталелитейной, которая могла быть соединена с сталелитейной Свердловского завода. Это было проведено по инициативе БЕЛОНОЖКИНА.

2.  Проведено задание на реконструкцию завода «Красный Путиловец», несоответствующ[ее] требованиям страны, невыгодное в экономическом отношении и неувязанное с другими заводами Ленинграда. Именно: а) дано задание на производство до 180 паровозов, что явно было преувеличено и, кроме того, развитие паровозостроения в Ленинграде экономически невыгодно; б) была преувеличена металлургическая программа и неувязана даже с заводами Ленинграда. По этому заданию был сделан предварительный проект, который, однако, был забракован. Провести это задание в Техсовете Гипромеза мне в начале удалось лишь благодаря тому, что вопрос этот был умышленно мною поставлен под самый конец сессии, когда много беспристрастных инженеров из провинции, которые бы могли воспрепятствовать проведению этого задания, уже разъехались. Фактически это задание было проведено наличием в сессии инженеров, причастных к вредительству, а с другой стороны, благодаря сочувствию ленинградских членов Совета из патриотизма.

3.  Умышленно была сначала проведена линия проектирования механических заводов (напр., Тагильского) на работу в одну смену, что должно было повлечь за собой сильно преувеличенную стоимость завода. Это делалось БЕЛОНОЖКИНЫМ, но впоследствии не прошло, т. к. большинство членов стало на сторону многосменной работы.

4.  Проведены проекты кузницы и чугунно-литейной для тракторного производства на з-де «Красный Путиловец» без увязки с другими подобными мастерскими, как, напр., на заводе Карла Маркса.

Записано собственноручно С. Хренников.
5/XI-29 г.

Д. 353. Л. 3-21. Машинописные копии того времени. На Л. 3,6, 7,10,11, 13, 17, 19, 21 вверху слева — делопроизводственные пометы машинисток.

ВОПРОС: Когда Вы получали из английской миссии и от кого для проверки или для каких-либо других целей материалы конъюнктурного характера и что эти материалы из себя представляли?

ОТВЕТ: Насколько я помню, материал, который я получал в [19]25 году из английской миссии, представлял из себя конъюнктуру СССР за год или полгода, точно не помню. Конъюнктура эта была напечатана на пишущей машинке, представляла из себя таблицу движения производства по разным видам промышленности, как, например, уголь, нефть, чугун и т. п. В конце, как заключение, было сказано, что конъюнктура ухудшается. Вместе с ней было получено письмо от ГЛАССА из Англии. Это было в одном конверте. В письме ГЛАСС просил проверить меня, соответствуют ли, действительно, эти данные этой конъюнктуре. Я посмотрел эту конъюнктуру и ответил письмом, что проверить этого, кроме металла, не берусь, а с металлом, насколько помню, сообщил, что верно. Одновременно я в этом же письме сообщил ГЛАССУ, что промышленность развивается и необходимо ускорить дело с концессиями. Через некоторое время, также в [19]25 году, я получил от ГЛАССА через английскую миссию — второе письмо, в котором он сообщает, что дело с концессиями они двигают, но что и мы должны действовать в СССР в пользу концессии. Одновременно ГЛАСС указывал в этом письме, что именно надо делать, как-то: 1) замедлять развитие производства металлопромышленности; 2) увеличивать затраты на капитальные работы, которые не дадут немедленного эффекта, но пригодятся для концессионеров в будущем; 3) вести пропаганду о необходимости прибегнуть к помощи иностранного капитала для возможности развития нашего производства; 4) и вообще приводить всеми мерами правительство к финансовому кризису и тем самым вынуждать его к сдаче предприятий в концессию. Вместе с этим, была прислана конъюнктура вторично и указывалось, что данные конъюнктуры показывают, что кризис приближается, что еще больше должно нас убеждать в необходимости нажима с нашей стороны для еще большего обострения. Других случаев получения писем или других материалов через миссию не было.

ВОПРОС: Кому и когда Вы говорили о получении этой конъюнктуры из Англии через миссию?

ОТВЕТ: Помню, что о получении из Англии от ГЛАССА конъюнктуры упомянул в разговоре с МЕККОМ в НТК НКПСа, который являлся членом НТКа. Других лиц, с коими я говорил бы об этом — не помню.

ВОПРОС: Когда Вы говорили об этом МЕККУ и почему зашла речь с ним о конъюнктуре?

ОТВЕТ: МЕККУ я говорил об этом в НТК [19]25 году на одном из заседаний НТК, вернее, во время перерыва в кулуарах, наедине. Помню, МЕКК обратился ко мне с такой фразой: «Ну, что, дела идут все хуже и хуже?» Это надо понимать, что он говорит о хозяйственном положении СССР. На это я ему ответил, что полученным из заграницы сведениям, признается, что конъюнктура СССР действительно ухудшается. На это МЕКК спросил: «Откуда Вам это известно?» Я ему сказал, что от моего знакомого ГЛАССА из Англии я получил конъюнктуру, в которой говорится о том, что положение ухудшается.

ВОПРОС: Почему Вы говорили об этом МЕККУ, а не кому-либо другому?

ОТВЕТ: Во-первых, я считал МЕККА единомышленником и во-вторых — потому, что знал, что он является тоже вредителем. В разговоре со мной МЕКК заявил, что надо вести дело к дезорганизации промышленности, что все равно ничего не выйдет и что они ведут в НКПС такую линию. Я ему ответил, что у нас в Главметалле ведется та же линия. Это понималось им, что у нас в Главметалле имеется организация, а его я понимал, что в НКПС у них также имеется организация.

Записано собственноручно. С. Хренников.
4/XI-29 г.

ВОПРОС: Какова роль в организации была МИЛЮКОВА?

ОТВЕТ: Вначале он старался проводить в концессию Подольский завод, принадлежащий ранее ЗИНГЕРУ, у которого он служил. Умышленно затягивался переход этого завода на его коренное производство швейных машин. Зачем же, с [19]24 года, он занимался финансовыми вопросами и с согласия его проводились все неправильно составленные сметы. Его роль в организации была пассивная.

ВОПРОС: Какова роль в организации БЕЛОНОЖКИНА?

ОТВЕТ: Он играл ту же роль, что и я, но в Ленинграде, являясь представителем интересов бывших владельцев, желающих получить свои предприятия в концессию. Из разговоров с БЕЛОНОЖКИНЫМ о нашей промышленности я убеждался постоянно в том, что БЕЛОНОЖКИН вполне разделял мои взгляды о к-p организации, считая необходимым, путем задержки развития советской промышленности, способствовать вынуждению Соввласти прибегнуть к помощи иностранного капитала. О директивах, получаемых мною из заграницы, я ему рассказывал, но он имел самостоятельную связь с представителями бывших владельцев. В этом я убедился при разговорах с БЕЛОНОЖКИНЫМ. От кого получал директивы, БЕЛОНОЖКИН не называл, но можно было понять, что свидание было со старыми хозяевами, в том числе МЕЩЕРСКИМ. По крайней мере, после приезда своего из заграницы в [19]25 году, БЕЛОНОЖКИН, встретившись со мной, сказал: «Виделся со всеми, все кланялись». Под всеми надо понимать наших общих знакомых, старых владельцев, как, напр[имер], МЕЩЕРСКИЙ, ГЛАСС.

ВОПРОС: Каким образом и от кого Вы получали вредительские директивы в [19]24-25 годах?

ОТВЕТ: Кроме разговора со ЖДАНОВЫМ о получении директив от ЖИВОТОВСКОГО, при свидании, я непосредственно получал от ГЛАССА через английскую миссию в Москве письма. Помню, в первом письме он прислал конъюнктуру СССР для того, чтобы я проверил. Эту конъюнктуру, вернее, письмо мне принес КОТОМИН и сказал: «Вот Вам письмо из миссии, полученное из Англии». Это было у меня на квартире. Конъюнктура, насколько я помню, рисовала положение советского хозяйства в отрицательном для Соввласти духе. В конце, помню, было сказано, что конъюнктура ухудшилась. Я посмотрел эту конъюнктуру, и в ней был ряд цифр, касающихся нашего хозяйства, относящихся не только к металлопромышленности. Я написал письмо ГЛАССУ, в котором сообщил, что от поверки конъюнктуры я отказываюсь и, между прочим, в письме сообщил ГЛАССУ, что с концессиями тянуть нельзя, так как положение складывается в пользу развития промышленности собственными средствами и чтобы они спешили ставить вопрос о концессиях. Письмо было направлено через миссию в адрес Гласса в Лондон, насколько помню, …………… Адрес этот был, но я его давно уничтожил, еще в 1928 году. Вскоре после этого, примерно в начале 1925 года, я получил письмо от ГЛАССА, через английскую миссию. Это письмо мне доставил на дом служащий миссии, фамилию не знаю. В этом письме было сказано, что надо нажимать и нам на правительство, чтобы его принудить к сдаче концессий; там же указывалось, как надо проводить вредительство, а именно: путем излишних затрат приводить правительство к финансовому ухудшению, не давать развития полного производства на заводах и т. п. О получении писем от ГЛАССА через миссию я говорил своим единомышленникам, членам организации — но кому, не помню.

ВОПРОС: Не помните ли Вы других случаев получения писем или посылки их через английскую миссию и другие миссии?

ОТВЕТ: Писем больше через миссии не получал и не отправлял. Что касается вообще моих взаимоотношений с английской миссией, то показываю следующее: еще в [19]21 году, когда здесь был ГЛАСС, он просил, нельзя ли через меня посылать посылки в Нижний Новгород от английского представителя в Москве ХОТЧСОНА его родственнице БЕЛАВИНОЙ. Я на это дал согласие и [в]последствии несколько раз приносили из миссии ко мне на квартиру разные посылки, содержащие разные вещи, как-то: платье, белье, шоколад и т. п. Приносили эти посылки из миссии разные лица, например, один раз КОТОМИН, а затем посыльные из миссии. Посылки эти в Н. Новгород отвозил, главным образом, МАЛАХОВСКИЙ и, возможно, инженер АППАК и там сообщали БЕЛАВИНОЙ по телефону, она и приезжала за посылками. В 1924 году я был приглашен своей знакомой В. С. СТЕЛЬНИЦКОЙ к ней на квартиру, в гости. Там я застал одного из секретарей миссии, фамилию не помню, но помню, что он бывш. берейто[р] или кучер в Детском селе царских конюшен. Через него я ничего не получал и не посылал, и сведений не давал, но при уходе, уже на улице, при прощании, помню, он мне предложил, в случае необходимости, посылать через него заграницу, что нужно. Я его поблагодарил.

ВОПРОС: Когда и какие миссии Вами посещались?

ОТВЕТ: В 1923 году я был приглашен ГЛАССОМ, который жил в это время в миссии, к нему на обед. Оказалось, что там я встретился с их английским представителем ХОТЧСОНОМ и с ним познакомился так же, как с другими служащими посольства. При разговоре с ХОТЧСОНОМ, он меня благодарил за то, что я передавал его посылки свояченице. Кроме того, он меня спрашивал, где я служу, какие заводы входят в ГОМЗЫ. Я объяснил ему на его вопросы, что такое ГОМЗЫ, пояснив, что туда входят паровозо- и вагоностроительные заводы главным образом. Спросил, давно ли я знаком с ГЛАССОМ, выразил удовольствие, что ГЛАСС, который намеревается иметь большие дела в СССР, имеет здесь старых знакомых. В конце 1925 года я был в германской миссии, так как мне сообщили, что для получения визы надо явиться лично в посольство к советнику посольства. Я был там у знакомого мне раньше советника ГИЛЬГЕРА, который жил раньше в Москве, будучи зятем владельца завода арматуры ГЕККЕНТАЛЯ. Он меня узнал. Я его спросил, как живет его тесть, а затем он меня спросил, для чего я еду в Германию. Я ему объяснил, что цель моей поездки — закупка машин для наших заводов. После этого он дал мне распоряжение о выдаче визы. Еще случаев посещения иностранных миссий с моей стороны не было.

Записано собственноручно. С. Хренников.
3/XI-29 г.

Приложение к докладной записке Г. Г. Ягоды и Г. Е. Прокофьева

от 6 ноября 1929 г.
[С. Секретно]

ПОКАЗАНИЯ С. А. ХРЕННИКОВА.

В развитие показания от 28 октября с. г. признаю, что в металлической промышленности, в частности в Техсовете Главметалла, примерно в 1922 году создалась контр-революционная группа, объединенная общими взглядами на нашу промышленность и ставящая себе задачу вынуждать Советское Правительство прибегнуть к помощи иностранного капитала для восстановления промышленности. В этой группе были ГАРТВАН, БЕЛОНОЖКИН, КУТЛЕР, ЖДАНОВ, КУТСКИЙ, НЕЙМАЕР, МИЛЮКОВ, я и др. Наездами бывал в Главметалле и СВИЦЫН, который тоже присутствовал во время разговоров наших о концессиях и бывших владельцах, и тоже вполне разделял наши взгляды.

Образовалась эта группа в Главметалле еще до моего вступления в члены Техсовета, куда я был приглашен, насколько помню, в 1922 году. Контр-революционная группа вела свою работу по директивам, исходящим из заграницы от бывших владельцев. Основными директивами было на первое время сохранение предприятий для концессий, в частности я передавал инженерам, участвующим в заседаниях Техсовета, директивы МЕЩЕРСКОГО о сохранении предприятий и его намерении взять в концессию их. То же самое говорилось и о намерениях ГЛАССА. Говорили и другие инженеры насчет концессии и о необходимости содействия им. Например, о приезде УРКВАРТА говорил ГАРТВАН, о приезде ЖИВОТОВСКОГО говорил ЖДАНОВ. Говорилось и о том, что надо содействовать концессиям. Свои вредительские планы группа пыталась осуществить путем, например, составления умышленно широкого списка концессий, влияни[я] на ответственных работников и партийных и внушения им необходимости концессий. В [19]23—24 г. Техсоветом Главметалла была утверждена явно преуменьшенная программа трехлетнего плана работ металлургических заводов. Это было сделано с вредительской целью. В этой трехлетке отразились наиболее ярко все пессимистические настроения контр-революционной группы.

Записано собственноручно С. ХРЕННИКОВ.
29/Х-29 г.

ПОКАЗАНИЯ С А. ХРЕННИКОВА.

Контр-революционная вредительская организация в Металлопромышленности в центральных аппаратах получила наибольшее оформление около [19]25/26 года, когда, как я уже указывал, наступил наиболее подходящий момент для проведения вредительства. Ядром этой организации явился в Главметалле ВСНХ - бывший Техсовет в лице меня, ЖДАНОВА, БЕЛОНОЖКИНА, ГАРТВАНА, ТАУБЕ, СВИЦЫНА, позднее вошли МИЛЮКОВ, КУТСКИЙ, ЕМЕЛЬЯНОВ. Наиболее сильное влияние на развитие и деятельность этой организации шло с юга, но не отрицаю и своего большого влияния, благодаря отчасти своему прежнему положению, отчасти благодаря тому, что имел связи со старыми хозяевами, с которыми один из первых, входящих в организацию инженеров, я связался и начал получать от них директивы, которые я передавал остальным инженерам.

Записано мной собственноручно. С. ХРЕННИКОВ.
1/XI-29 г.

ПОКАЗАНИЯ С. А. ХРЕННИКОВА.

Все разговоры о концессиях, ведшиеся до [19]25 года, ни к каким результатам не повели; в это время приезжали еще концессионеры, насколько помню ЖИВОТОВСКИЙ, ОЛОН[СЬЕ]Н, представители бывших владельцев, которые при свиданиях — с разными инженерами, например, помню, ЖИВОТОВСКИЙ со ЖДАНОВЫМ обсуждали вопрос о необходимости создания соответствующей обстановки для принуждения правительства прибегнуть к концессиям. Основной директивой бывших владельцев в период [19]25 года было доведение Правительства до финансового кризиса в отношении доказывания необходимости больших затрат на восстановление и расширение металлургии. Одна из таких директив была передана через ЖДАНОВА ЖИВОТОВСКИМ всей нашей группе инженеров в Главметалле, а также самим ЖИВОТОВСКИМ СВИЦЫНУ и ОЛОН[СЬЕ]НОМ СВИЦЫНУ. На основе этого, контрреволюционная группа в металлопромышленности постепенно перешла к активным действиям, и эта группа приняла более организованный вид. К этому времени входили кроме меня в к.-р. организацию ЖДАНОВ, БЕЛОНОЖКИН, КУТСКИЙ, ГАРТВАН, ТАУБЕ, МИЛЮКОВ, СВИЦЫН и др., подробнее о всех должен знать ЖДАНОВ. БЕЛОНОЖКИН проводил вредительство, главным образом, в Ленинграде, проводя умышленно преувеличенные проекты в Гипромезе, например, односменная работа в Ростовском, Тагильском и др. заводах, которые, впоследствии, правда были изменены[,] и во время консультации по разным вопросам по реконструкции заводов Ленинмаштреста. ЖДАНОВА вредительская работа сосредотачивалась главным образом на Юге. ГАРТВАН и ТАУБЕ проводили вредительство в Госплане, при рассмотрении программ не находили возможным удовлетворять нужды металлопромышленности, находя их нереальными и невыполнимыми, как по финансовым, так и по другим причинам, как, например, объясняли недостатком технического персонала, квалифицированных рабочих, невозможность выполнения при наших условиях в срок капитальных сооружений и т. д., и тем самым задерживали умышленно развитие металлопромышленности. СВИЦЫН проводил вредительство на Юге, встречался сам непосредственно с представителями бывших владельцев, выполнял их директивы[,] и делился также с нами иногда о своих действиях, рассказывая нам об умышленных затяжках капитальных работ, распылял средства по многим сооружениям, преуменьшая искусственно сметы, как, например, Фаркуаровское предложение переоборудовать Макеевк<у,> строительство Керченского завода и т. п. Все это соответствовало директивам быв. владельцев и в центре нами поддерживалось. Непосредственно вредительство в металлопромышленности контр-революционная организация начала проводить с 1925 года, затем оно развилось в период [19]26/27 г.г., особенно в 1926 г., когда появился германский кредит и представилась возможность к проведению директив о подготовке предприятия для концессии, кроме того явилась возможность ряду инженеров бывать заграницей и видеться с их бывшими хозяевами.

Связь отдельных членов организации с заграницей.

Моя связь с МЕЩЕРСКИМ и с ГЛАССОМ. С МЕЩЕРСКИМ свидания в [19]26 г. и в [19]28 г.[,] с ГЛАССОМ свидания в Москве в [19]21 и в [19]23 г.г. и свидания заграницей в [19]26 г. в Берлине и в [19]28 г. в Париже. Мои встречи в Париже в [19]26 г. с ДЕЛЮАЗИ и в том же году на заводе в Бельгии с ЭФРОНОМ.

СВИЦЫН виделся с ГЛАССОМ в БЕРЛИНЕ и во время приезда в СССР. ЖДАНОВ виделся с ЭФРОНОМ в [19]28 г. в Бельгии[,] с ГЛАССОМ в [19]28 г. в Париже и с ЖИВОТОВСКИМ не помню в каком году в Москве. ТАУБЕ имел связь с ЦЕЙДЛЕРОМ. БЕЛОНОЖКИН виделся со старыми хозяевами, но с кем именно, не помню.

О директивах, получаемых к.-р. организацией из заграницы.

В 1921 г. от ГЛАССА я получил директиву о сохранении заводов для концессии. В [19]23 году от ГЛАССА тоже самое. В те же годы от МЕЩЕРСКОГО через ГЛАССА в отношении подготовки для концессий заводов ГОМЗЫ. В [19]24 г. и в [19]25 г. ЖДАНОВ и СВИЦЫН — от ЖИВОТОВСКОГО И ОЛОН[СЬЕ]НА уже директивы относительно проведения нажима на правительство с целью вынудить его к концессиям.

В [19]26 г. от МЕЩЕРСКОГО и ГЛАССА я имел непосредственно директивы о дальнейшем нажиме на правительство с целью ослабить финансовую мощь путем вложения больших затрат на переоборудование в капитальное строительство. В это же время МЕЩЕРСКИЙ в Париже мне сообщил, что его и других бывших владельцев поддерживают банки и у них большие надежды на окончание переговоров с Францией о признании Советским Правительством долгов и получении предприятий в компенсацию обратно.

О задачах к.-р. организации.

На основе нашей контрреволюционности и директив из-за границы контр-революционная организация в металлопромышленности ставила основной своей задачей вынудить Советское Правительство прибегнуть к помощи иностранного капитала. Достигалось это проведением ряда вредительских действий, главным образом, сводившихся к затратам[,] не дававшим быстрого и должного эффекта, но в конце концов полезных для концессионеров и бывших владельцев, на приход которых надеялись. В связи с этим особенно задерживалось умышленно развитие южной металлургии, которое усилило диспропорцию между металлургией и металлообработкой. Путем торможения развития металлопромышленности организация замедлила развитие социалистического хозяйства и тем нанесла вред советской власти.

Записано собственноручно — ХРЕННИКОВ.
1 /XI—29 г.

ПОКАЗАНИЯ С. А. ХРЕННИКОВА.

Методы работы к.-р. организации.

На основании директив, полученных из заграницы от бывших владельцев в [19]24-25 г.г., намечен был между членами этой организации следующий план вредительства: производить на заводах затраты на переоборудование и расширение с тем, чтобы эти затраты не дали быстрых результатов, а пригодились потом концессионерам. Что осуществлялось путем представления трестами в Главметалл вредительских программ, после сговора с соответствующими участниками составления и рассмотрения этих программ, или без сговора, взаимно понимая и затем, после утверждения, проводились в жизнь. Для того, чтобы не было разнобоя между отдельными членами организации, иногда собирались по несколько человек и заранее уговаривались, как проводить тот или иной вопрос. Собирались обыкновенно в Главметалле у кого-нибудь из членов в кабинете, у меня, у ЖДАНОВА. Некоторые примеры проведенного вредительства: постройка одновременно четырех батарей коксовых печей в Югостали, причем все батареи из-за недостатка ассигнований строят медленно; вместо этого надо было бы строить быстро, по очереди и вводить их в работу. Умышленная затяжка постройки доменной печи в Макеевке, из-за недостаточных ассигнований, которые умышленно распылялись на другие работы, затягивая их окончание. Преуменьшенная смета Керченского строительства. Закупка излишнего в данный момент оборудования, например, три воздуходувки, четвертая батарея коксовых печей для Югостали. Умышленная затяжка приспособления и переустройства вагонных мастерских Брянского завода, путем постепенного увеличения программы производства и т. п. Проведение всех этих вредительств по Югостали ложится на членов к.-р. организации СВИЦЫНА и ЖДАНОВА, а по заводам ГОМЗЫ — на КУТСКОГО из Главметалла.

1 /XI —29г.
Записано собственноручно. С. Хренников.

ПОКАЗАНИЯ С. А. ХРЕННИКОВА.

ВОПРОС: Кто являлся вдохновителем и руководителем контрреволюционной организации в металлической промышленности СССР?

ОТВЕТ: Вдохновителем контрреволюционной организации был я.

ВОПРОС: Когда фактически возникла к-p организация в металлопромышленности?

ОТВЕТ: Начало организации я считаю с 1921 года. Ядром организации был вначале Технический Совет при Главметалле, в который входили ГАРТВАН, БЕЛОНОЖКИН, ЖДАНОВ, КУТЛЕР и кто еще не знаю. Потом в 1922 году вступил я, КУТСКИЙ, НЕЙМАЕР, СТАРИЦКИЙ и др., которых не помню. Одновременно в ГОМЗЫ тоже создалась к-p группа со мною во главе. В нее входили, кроме меня, НЕЙМАЕР, МАЛАХОВСКИЙ, ТИЛЕ, МАНУИЛОВ, ТИХОМИРОВ, ПОЛУБОЯРИНОВ.

ВОПРОС: Когда получила наибольшее развитие к-p и вредительская деятельность организации?

ОТВЕТ: Я считаю, наибольшим развитием были 1924 и 1925 годы. Затем продолжалось в [19]26 и 27 годах.

ВОПРОС: Кто являлся кроме Вас наиболее активными членами к-р организации в Тех. Совете Главметалла до 1924 года?

ОТВЕТ: БЕЛОНОЖКИН, ЖДАНОВ, ГАРТВАН.

ВОПРОС: Кто являлся инициатором создания к-p ядра в Техсовете?

ОТВЕТ: Насколько мне известно[,] были БЕЛОНОЖКИН, ГАРТВАН и ЖДАНОВ.

ВОПРОС: Назовите состав к-p организации после 1924 года.

ОТВЕТ: Я являлся главою, кроме меня в Главметалле были: ЖДАНОВ, КУТСКИЙ, МИЛЮКОВ, ЕМЕЛЬЯНОВ, пассивное участие в организации принимали также из цветной металлургии ИВАНОВ, судостроения — ШВЕЦОВ, проводя самостоятельно вредительство, первый — по цветной металлургии, в чем меня убеждало следующее: предоставление преуменьшенных смет на заводы Алтайполиметалла; а второй — по судостроению — постоянное раздувание программ и наоборот, постоянные кризисы с финансами из-за недостатка средств. Кроме того, они состояли в Метплане и тоже разделяли наши взгляды и проводили все вопросы с нами вместе, в том числе и вредительского порядка. Пассивно относился к работе и ДОБРОВОЛЬСКИЙ — помощник МИЛЮКОВА, ведавший планово-финансовыми вопросами.

ВОПРОС: Кто был наиболее активным членом к-p организации из стоящих под Вами и проводивших вредительство?

ОТВЕТ: ЖДАНОВ являлся наиболее активным вредителем и осуществлял больше других вредительство благодаря тому, что имел не только поддержку, но и постоянное стремление к вредительству со стороны СВИЦЫНА из Югостали. Кроме того ЖДАНОВ получал непосредственно и сам директивы от бывших владельцев, как, например, от ЖИВОТОВСКОГО.

ВОПРОС: Укажите наиболее конкретные известные Вам акты вредительства ЖДАНОВА?

ОТВЕТ: ЖДАНОВЫМ до 1925 года умышленно задерживался, совместно со СВИЦЫНЫМ, пуск стоявших заводов на консервации, притом одних из лучших, как например, Макеевский, Днепровский, Енакиевский и др. Это было сделано в интересах быв. владельцев и во вред Советской власти. Насколько помню в [19]25 или [19]26 году была проведена ЖДАНОВЫМ во вредительских целях преуменьшенная смета Керченского завода, без проекта и достаточных материалов. В результате получилось, что вначале намечалось около 20 млн., а вышло свыше 40 млн. руб. Неправильно составлена опись оборудования, подлежащего заказу заграницей по Югостали. ЖДАНОВЫМ же вместе со мною проводились через Метплан и дальше до Госплана включительно умышленно сокращенные программы производства.

ВОПРОС: Кто был наиболее активным членом к-p организации или проводившим вредительство, кроме ЖДАНОВА?

ОТВЕТ: Проведение вредительства в машиностроении лежало на зав. отделом Машиностроения КУТСКОМ, который работал в Главметалле, насколько помню, до 1928 года. КУТСКИЙ получал директивы от меня непосредственно.

ВОПРОС: С кем, кроме меня, согласовывал свою работу по вредительству КУТСКИЙ?

ОТВЕТ: С БЕЛОНОЖКИНЫМ, жившим в Ленинграде, который во время приездов в Москву с ним беседовал.

ВОПРОС: Какие вредительства проведены КУТСКИМ в машиностроении?

ОТВЕТ: Например, помню постановку тракторостроения на заводе Красный Путиловец, которая потом потребовала значительных средств, непредусмотренных ранее. Развитие вагонного дела на Брянском заводе, которое затянулось из-за изменений программы и потребовал[о] тоже больших, чем предусмотрено средств. По ЮМТу помню при постройке болтового Торецкого завода умышленно не была предусмотрена электрическая станция. Прочие вредительские акты, проводимые КУТСКИМ, кроме указанных мною в предыдущих показаниях, сейчас не помню.

Записано собственноручно С. ХРЕННИКОВ.
3/XI-29 г.

Подтверждая мои показания, данные 13/VI-29 года, развиваю их далее по заводам ГОМЗЫ. Планы расширения и реконструкции разрабатывались отдельными заводами по общим директивам правления ГОМЗЫ, в котором главными руководителями были в то время, 1921-1924 г., Сергей Александрович ХРЕННИКОВ, до перехода его в Главметалл, Карл Францевич НЕЙМАЕР, Виктор Александрович ТИХОМИРОВ, Бронислав Сигизмундович МАЛАХОВСКИЙ - каждый по своей специальности. Планы реконструкции заводов, одобренные правлением, поступали, далее, на рассмотрение Машиностроительного отдела Главметалла, во главе которого был тогда Н. М. КУТСКИЙ. Он докладывал планы Коллегии Главметалла, где они окончательно утверждались, после чего начиналось проведение их в жизнь.

О том, что программа реконструкции и расширения заводов ГОМЗЫ не была увязана с программой развертывания всей нашей промышленности, отмечено мною раньше. По этой причине реконструкция каждого из крупных заводов ГОМЗЫ шла по линии наиболее приемлемой для него, но в ущерб государственным интересам, и в этом заключается главная вредительская работа указанных лиц. Привожу ряд примеров, подтверждающих такое вредительское отношение.

Коломенский завод, который по праву всей своей предыдущей работы должен был стать одним из наших крупнейших паровозостроительных заводов и соответственно и расширяться, направлен был по тракторостроению, не будучи для этого совершенно подготовленным, в результате чего получились миллионные убытки, а темп изготовления тракторов был сорван. Мало того, ранее должного и всестороннего испытания трактора типа «Коломенец» стали на Брянском заводе подготавливаться к производству его, затратили большие средства на переоборудование мастерских, изготовили целую серию моделей и пр., и все это пришлось бросить, так как трактор оказался в работе непригодным, дорогим, и производство его принуждены были приостановить. Внедрение производства тракторов в Паровозный отдел Коломзавода принесло громадный ущерб паровозному делу, так как совершенно разладило работу этого отдела и в сильнейшей степени расстроило оборудование его.

К этому же времени относится заключение договора с немецкой фирмой МАН на право изготовления специального типа дизелей и приступил к составлению проекта широкой реорганизации всего дизельного дела на заводе с постройкой новой крупной мастерской для выполнения программы, детально непродуманной и неувязанной с программой дизелестроения, исходя из потребностей всей страны.

Таким образом, составленная программа утверждалась Главметаллом по представлению Машиностроительного его отдела, и затрачивались миллионы на постройку мастерской и на приобретение дорогого заграничного оборудования. Главными руководителями всего это были: С. А. ХРЕННИКОВ, В. А. ТИХОМИРОВ, [К]. Ф. НЕЙМАЕР, и Н. М. КУТСКИЙ, которые, благодаря своей контр-революционности, будучи идейно связаны, вели вредительскую работу как по срыву тракторного дела, так и по затрате громадных сумм на постройку крупнейших мастерских, не могущих оправдать свое существование в ближайшие годы.

Брянский завод. Этот завод пережил и переживает и по настоящее время тяжелые последствия неправильного подхода к начатию производства большегрузных товарных вагонов. Не было составлено продуманного производственного плана, так как сперва намечен был максимальный выпуск в 3500 вагонов, а затем увеличен до 6000 м.³ в год.

Вследствие этого вся разработка производственного процесса подвергалась постоянным изменениям, что влияло на выпуск вагонов и удорожало стоимость. Помимо этого не было увязки между пропускной способностью отдельных мастерских завода, и намеченное частичное их расширение и переоборудование оказались недостаточными, и пришлось затратить намного больше средств, чем вначале предполагалось. Благодаря непродуманности некоторых производственных процессов, часть дорогого заграничного оборудования не могла быть использована, и прошлось раздать ее по другим заводам ГОМЗЫ (радиальные станки фирмы Коллет и Энгельгард).

В этой вредительской работе главными участниками являются: С. А. ХРЕННИКОВ, который умышленно передал разработку чертежей большегрузного вагона малоопытному вагонному бюро Сормовского завода, результатом чего явилась сложная и дорогая конструкция в отдельных деталях вагона. Затем, при его участии производство вагонов распылилось по трем заводам ГОМЗЫ - Сормовскому, Тверскому и Брянскому, что вызвало много лишних расходов без пользы для дела. Участие в этом деле принимали член Правления ГОМЗЫ К. Ф. НЕЙМАЕР и инженер Б. С. МАЛАХОВСКИЙ.

Сормовский завод. Расширение Судостроительного отдела заводом было намечено не в зависимости от фактически возможной пропускной способности верфи, а на основе предварительной наметки потребности в судах Главконефтью и НКПС. Размах был взят без всякого основания, так как предполагалось выпускать с верфи в год до 100 судов и чуть ли не 30 различных типов. Простой подсчет показывает, что нет ни средств, ни времени для выполнения ежегодно такой программы. А посему проект расширения, который требовал для своего выполнения затраты десятков миллионов рублей[,] является неправильным и практически несостоятельным. Помимо этого, недостаточно солидная техническая разработка самого проекта, по которому предвиделось сооружение специальной эст[а]кады для обслуживания судокорпусов в яме, повлекло за собою бесполезную затрату сотен тысяч рублей, так как при более детальной проработке проекта от устройства эст[а]кады прошлось отказаться и заняться разрушением уже построенной.

Далее, была намечена широкая реконструкция паровозного отдела вне увязки с фактической потребностью страны в новых паровозах и без детальной оценки размера нагрузки и других паровозных заводов. Программа была явно преувеличена и предвидела затраты понапрасну крупных средств.

В соответствии с этим спроектировано было создание нового металлургического завода, не на территории старого, а на новом месте, что повлекло к затрате многих миллионов рублей. Между тем, неправильная установка объема производств по двум основным отделам - Судостроительному и Паровозному - создала представление о необходимости большого объема производства, чем на самом деле нужно было и весь план реконструкции Металлургического отдела должен бы был быть иным.

Таким образом, был поставлен под удар весь намеченный план реконструкции Сормовского завода, и намечения правительства будут сорваны. Ничем иным, как вредительством этого назвать нельзя, и вдохновителями] и виновными его являются те же лица: С. А. ХРЕННИКОВ, Н. М. КУТСКИЙ, К. Ф. НЕЙМАЕР и В. И. ЖДАНОВ, поскольку вопрос о создании крупного металлургического отдела не мог быть решен без его участия.

Записано собственноручно.
Белоножкин.

ПОКАЗАНИЯ
БЕЛОНОЖКИНА Александра Ивановича.

Продолжаю свои показания.

Деятельность С. А. ХРЕННИКОВА, К. Ф. НЕЙМАЕРА и В. А. ТИХОМИРОВА до 1912 года, когда он перешел на Харьковский паровозный завод, проходила в объединении Сормово-Коломна, в котором и я служил директором Коломенского завода. К моменту революции С. А. ХРЕННИКОВ занимал должность директора Сормовских заводов, а К. Ф. НЕЙМАЕР был инженером при правлении этих же заводов. Н. М. КУТСКИЙ был директором завода быв. Бромлей. Какую должность занимал В. И. ЖДАНОВ - не знаю, так как впервые с ним познакомился, когда он уже был заведующим] отделом Черной Металлургиии при Главметалле. Лично я покинул объединение в 1916 году, когда перешел на службу в Т-во Бр. Нобель.

Объединенные заводы Сормово-Коломна принадлежали A/О и во главе их в качестве директора-распорядителя был А. П. МЕЩЕРСКИЙ. Объединение финансировалось бывшим Международным Банком, который был заинтересован и в заводе быв. Бромлей.

После революции С. А. ХРЕННИКОВ и К. Ф. НЕЙМАЕР продолжали служить в объединении тех же заводов, переименованных в ГОМЗЫ. Н. М. КУТСКИЙ поступил на службу в Главметалл на должность зав. Отделом Машиностроения. Лично я занял место члена Технического Совета при Главметалле, в каковой должности оставался до расформирования его в [19]24—25 году.

Первые годы после революции прошли в налаживании работ на заводах, после их остановки, вызванной гражданской войной. Затем постепенно начинается работа по реконструкции их. Все мы, призванные для этой работы, работая при капиталистическом строе много лет, впитали в себя, естественно, весь уклад и строй его и революцию встретили враждебно. Идеология осталась прежняя, т. е. сохранились мысли о возможности возврата к старому режиму и строю. С такой политической установкой эта группа лиц, в том числе и я, после национализации заводов приступила к работе, стремясь сохранить установив [шиеся] на заводах производства и сами заводы для бывш. владельцев. Ответственные места в Правлении трестов и на заводах заняли бывш. служащие Объединения Сормово-Коломна и таким образом создалась возможность проведения определенной линии в вопросах реконструкции заводов. Идеологически понимая друг друга и не отрешившись от прежнего понимания интересов капиталистической промышленности, работа их в основе не была направлена к укреплению социалистического строя, а велась так, как она была направлена в каждом предприятии и заводе к моменту революции. Это подтверждается приведенными ранее в моих показаниях фактами по реконструкции отдельных заводов ГОМЗЫ и их производства.

Вместо того, чтобы решительно и смело порвать с прошлым и взять твердую линию на широкую индустриализацию страны и соответственно с этим вести все дело по организации нашей металлопромышленности, они не только сами вели сознательно производства на отдельных заводах к срыву, но, пользуясь определенным положением и влиянием, вносили подобное вредительство в отдельную отрасль промышленности.

В результате получился тот хаос в металлопромышленности, когда каждый трест и завод шел и идет куда-то, но общей, правильно установленной линии нет. Это привело к разрыву между работой наших металлообрабатывающих и металлургических заводов, создало увеличенную продукцию одних и недостаточную других - при затрате громадных капиталов на переоборудование и реконструкцию отдельных производств. В конечном итоге получился металлический голод, финансовое обессиление и невыполнение твердых директив Правительства по развертыванию основных отраслей металлопромышленности, являющийся фундаментом для широкой индустриализации страны.

Записано собственноручно - проф. БЕЛОНОЖКИН

16/VI-29 года.

Д. 353. Л. 22-34. Машинописные копии того времени. На Л. 24, 29, 33 вверху слева - делопроизводственные пометы машинисток. На Л. 32 после машинописной подписи А. И. Белоножкина напечатано «ВЕРНО:» (заверяющая подпись отсутствует).

от 6 ноября 1929 г.
[С. Секретно]

ПОКАЗАНИЯ
БЕЛОНОЖКИНА Александра Ивановича 7/VI-29 г.

Период моей работы в ВСНХ, в Главметалле, непосредственно сперва как члена Технического Совета при Главметалле, а потом как консультант[а], охватывает годы, примерно 1921-1925 включительно. Основная работа состояла: 1) в рассмотрении производственных программ развития отдельных отраслей промышленности; 2) в намечании объема и способа реконструкции существующих заводов; 3) в разрешении разных технических вопросов по введению новых производств; 4) рассмотрение проектов отдельных заводов, связанных с расширением их производств; 5) в составлении перспективных планов развития всей металлопромышленности в связи с общим развитием народного хозяйства и других отраслей промышленности.

Темп развития народного хозяйства, базой которого] является Металлопром, требовал глубокой проработки и изучения всех вопросов, связанных с реконструкцией или переустройством определенной отрасли промышленности для правильного направления ея в будущем. Нужны были ясное и широкое понимание, по какому пути следует идти в деле концентрации и специализации отдельных отраслей промышленности с целью достижения максимального эффекта и всякая недооценка этого в результате приводила к задержке в развитии и реконструкции отдельных заводов и производств. В особенности такое влияние могла оказать недостаточно глубокая проработка основных производственных вопросов, связанных с реконструкцией черной металлургии, на которой базируется вся остальная промышленность. Только быстрая и четкая разработка основных производственных программ, выявленных из перспективного плана развития всей нашей промышленности, могла способствовать устранению всякого опоздания в разрешении коренных задержек и надвигавшегося металлического голода, а также угрозу приостановки развития наших заводов.

Действительность показала, что значительная часть работы, проделанной за этот период в отделе Главметалла, далеко не соответствовала тем грандиозным задачам по реконструкции нашей металлопромышленности, котор[ые] сама жизнь ставила перед ними. Как следствие явился металлический голод, а темп развития всей металлообрабатывающей промышленности был задержан. Подробности создавшегося положения изложу в следующем показании.

Основной же причиной создавшегося кризиса и металлического голода явилось то, что в некоторых отделах Главметалла на руководящих должностях состояли лица, настроенные крайне антисоветски. Так, напр., во главе отдела Машиностроения, состоял инженер С. А. ХРЕННИКОВ, работающий в Главметалле с 1926 года, Отдела Черной Металлургии В. И. ЖДАНОВ, в бывш. Техсовете Р. Я. ГАРТВАН, работавший в Главметалле в годы 1921-1924, а затем перешедший в Госплан, в Промсекцию. Всех этих лиц я знаю, как людей настроенных антисоветски, каким был и я, также работавший в Главметалле, принимая участие в общей работе разными докладами и участием в решающих заседаниях. Вся же наша деятельность в своей основной работе в Главметалле по реконструкции металлопромышленности базировалась на нашем антисоветском настроении. Я не только не отмежевываюсь от работы указанных лиц в Главметалле, но признаю себя виновным в том, что принимая участие в общей работе Главметалла, благодаря своему антисоветскому настроению совместно с другими вышеуказанными лицами, задержал темп развития черной металлургии, следствием чего явился металлический голод в стране.

В подтверждение указанного можно отметить ряд примеров из реконструкции металлургических заводов, когда частичным расширением или пополнением оборудования надеялись добиться результатов, которые можно было получить только коренным переустройством данного завода. Наряду с этим неправильная оценка будущих производственных возможностей приводила к решению полностью прекратить существование определенного завода и к полному распылению и разорению его оборудования. Этой участи подверглись ряд заводов, которые теперь приходится возобновлять вновь. Непродуманность программы частичного возобновления и пополнения оборудования, повлекла за собой трату значительных народных средств и часто дорогое заграничное оборудование годами лежало неиспользованным. Все это привело к несвоевременному выполнению намеченных производственных программ и в результате наша металлопромышленность не получила нужного ей количества черного металла. Этот срыв повлек за собой срыв программы машиностроения, неудовлетворения с[ельского]/хозяйства необходимым количеством с/х орудий, поставила под удар развитие транспорта и удовлетворение нужд НКПС. Задержалось производство средств производства и вся программа индустриализации страны могла потерпеть крушение.

Записано собственноручно - А. БЕЛОНОЖКИН.

ПОКАЗАНИЯ
БЕЛОНОЖКИНА Александра Ивановича.

В дополнение данных мною ранее показаний от 7/VI-1929 г. указываю, что основной причиной возникновения металлического голода являлось несоответствие программы машинообрабатывающих и металлообрабатывающих заводов с возможной производительностью наших металлургических заводов. Развертывать продукцию этих последних возможно было независимо от какого угодно и[х] переоборудования, только при условии современного обеспечения их сырьем-рудой и топливом. Поэтому начало реконструкции необходимо было начать с переоборудования и развертывания рудников и копей. Это не было сделано. Начать же реконструкцию металлургических заводов нельзя было вне увязки с работами по реконструкции рудников и копей с одной стороны и потребностей машиностроительных и металлообрабатывающих с другой. Нужен был общий план реконструкции, согласованный по всей линии. Такого плана не было. Без него руководящие Отделы Главметалла не могли начать частной реконструкции отдельных отраслей промышленности. На самом деле реконструкция машиностроительных и металлообрабатывающих отраслей была начата независимо от возможности получения потребного количества черных металлов. Фактом, подтверждающим это, может служить развертывание таких производств, как судостроение на Сормовском заводе и дизелестроение на нем и на Коломенском. К реконструкции и переоборудованию верфи на Сормовском заводе преступлено было раньше, чем составлена была общая программа по судостроению, основанная на потребностях Главконефти и НКПС.

Тоже в отношении дизелестроения, программа которого не была достаточно продумана, а работа по реконструкции и переоборудованию Сормовского завода началась и приступлено было к постройке новой дизельной мастерской на Коломенском заводе. Точно также без общей плановой увязки шло частичное пополнение оборудования и реконструкция отдельных заводов наших крупных машиностроительных трестов. Наряду с этим недостаточно настойчиво и интенсивно расширялись производства таких важных отраслей, как станкостроение и инструментальное дело, являющиеся фундаментом для должного развития всего машиностроения. Без должного плана и увязки с производственными возможностями отдельных заводов заказывалось дорогое заграничное оборудование, которое не могло быть использовано в должной мере, а миллионы, затраченные на приобретение его, не дали никакого эффекта.

Такие вредные директивы исходили из отдела Машиностроения Главметалла и привели к дезорганизации нашей машиностроительной промышленности и в тот тупик, в котором мы находимся с нашими заводами в настоящее время. На них затрачены громадные средства, произведена частично реконструкция, но общего плана специализации их производств в связи со всей потребностью страны - нет. Такая линия велась с целью вынудить Правительство прибегнуть к помощи иностранного капитала и сдать наиболее крупные заводы в концессию. Вдохновителем и руководителем этого был заведующий Отделом Машиностроения Сергей Александрович ХРЕННИКОВ, который благодаря своим контрреволюционным убеждениям, вел линию не на широкую индустриализацию страны, а все его действия сводились к отдельным и частичным попыткам как-нибудь удовлетворить настойчивые требования отдельных трестов и заводов. Согласно с этим составлялись планы, делались доклады, велись дебаты, в которых принимали участие я и Всеволод Иванович ЖДАНОВ и выносились решения об удовлетворении той или иной потребности заводов или о реконструкции их. Все мы проводили подобную линию, хотя и понимали, что она не в интересах государства, а являлась чисто вредительской, поскольку она не была основана на твердых, увязанных в государственном масштабе планах.

Как на характерные примеры неправильного выбора линии реконструкции, отмечаю планы реконструкции всех заводов объединения ГОМЗЫ. Планы составлялись не в увязке общесоюзной потребности, а по каждому заводу в отдельности, что было в корне неправильно.

Таким путем неправильно было намечено развертывание дизелестроения на Сормовском и Коломенском заводах, постройка большегрузных вагонов на Тверском и Брянском, на нем же холодильное дело, устройство нового металлургического отдела и П[а]ровозного на Сормовском заводе и на нем же Судостроительного. Были произведены затраты значительных сумм (несколько миллионов) на сооружения, которые в дальнейшем пришлось аннулировать (эстакада на Сормовском заводе). При разработке этих планов, хотя мы и сознавали, что это путь ненормальный, тем не менее фиксировали их и стали приводить в исполнение, несмотря на то, что они носили вредительский характер.

Далее перехожу к нашей контр-революционной работе по черной металлургии.

Ввиду назревшего металлического голода, явившегося отчасти следствием чрезмерно быстрого темпа развертывания металлообрабатывающей и других отраслей промышленности, а также хозяйства страны, потребляющих металлы и умышленно неучтенного руководителями черной металлургии при Главметалле, необходимо было все стремления направить на полное использование всех наличных ресурсов наших металлургических заводов и пуск бездействующих (консервированных) заводов. Заведующий отделом черных металлов при Главметалле Всеволод Иванович ЖДАНОВ и С. А. ХРЕННИКОВ выбрали путь как раз обратный. Они стали разбазаривать оборудование ряда консервированных заводов с целью частичного использования на других, что в конечном результате ни к чему не привело, а выбило ряд заводов, могущих работать, из строя.

Таким образом, ими были разорены Донецко-Юрьевский завод, Дружковский и частью Сулинский, несмотря на то, что они могли успешно работать и особенно последний, который мог дать необходимое количество металла, строящемуся Ростовскому заводу с/хоз. машин.

Ими же были поставлены на консервацию наши лучшие заводы - Днепровский и Макеевский, а на других - Петровском, Сталинском, Мариупольском, Керченском и др. приступили к крупнейшим работам по реконструкции, выписывая для этого из-за границы все, что возможно было. Размах реконструкции ими был взят умышленно чрезмерный, благодаря чему дорогое заграничное оборудование не было использовано своевременно и громадные средства лежали втуне.

В отношении стоимости выполненных работ по реконструкции заводов отмечают, что в общем фактическая стоимость в несколько раз превышала сметную и, как пример колоссального расхождения представляет[ся] Керченский завод, для которого по смете было намечено 18 миллионов, а при более подробном пересчете вышло 66 миллионов. Все указанное было мне известно и никаких мер для вскрытия этого завуалированного вредительства я не принимал, в чем и признаю себя виновным.

Контр-революционная деятельность моя и Р. Я. ГАРТВАНА в Техническом Совете Главметалла.

В Техническом Совете при Главметалле я принимал участие, примерно с 1921-1924, как член Совета, занимаясь по преимуществу вопросами машиностроительного характера и имеющими отношение к металлопромышленности вообще. Во главе Тех. Совета был инженер Р. Я. ГАРТ- ВАН. Наша работа состояла, главным образом, в критике основных планов, составленных разными Отделами Главметалла, в разрешении всякого рода вопросов, связанных с реконструкцией заводов, установлением новых производств, рассмотрением проектов новых заводов и составлением перспективных планов для металлопромышленности. Работу такого характера пришлось налаживать впервые, и она представляла громадные затруднения как по новизне вообще, так и по размеру ввиду необходимости оценить не узкую область данной отрасли промышленности, а в государственном <масштабе>, его перспективе. Отрешиться сразу от прежнего, капиталистического подхода, было нам затруднительно и многое, что было намечено, носило явный отпечаток нашего антисоветского воззрения.

Я и Р. Я. ГАРТВАН считали в начале, что заводы следует вести по прежнему пути, по возможности сохраняя существующие разнообразные производства[,] и не задаваться широким объединением их, считая это преждевременным. Мы затрагивали вопросы и широкого масштаба, напр., об основном капитале промышленности, о потребности для страны на ближайшие годы на паровозы, вагоны, дизеля, тракторы, потребность в металле и вообще всем том, что сама жизнь ставила перед Главметаллом.

Докладов по разным вопросам было мною составлено за этот период довольно много и одновременно разбирались разные вопросы на заседаниях. Теперь, за давностью, многое не припоминаю, но одно несомненно, что большинство суждений в своем основном имели антисоветскую подкладку. Установить конкретно нашу контр-революционную или вредительскую деятельность затрудняюсь. Но считаю нас виновными в том, что, занимаясь впервые составлением перспективного плана развития металлопромышленности и потребности в металле в стране, мы сознательно уменьшили темп развертывания его и тем дали неверный материал для планирующих органов. Руководствуясь им, они дали недостаточно[е] исходное основание для развития наших металлургических заводов и реконструкция их была задержана, что в конечном итоге привело к недостаче металла.

Как технический орган при Главметалле, он должен был с исчерпывающей полнотой дать ответ на поставленные вопросы и для правильного направления их в будущем. В этом отношении работа в Совете была слабая, и основную вину должны мы принять на себя, Р. Я. ГАРТВАН, как председатель Тех. Совета, а я как один из заместителей.

Записано собственноручно - проф. БЕЛОНОЖКИН.
13/VI-29 г.

6 ноября 1929 г.
С. Секретно

Тов. Сталину

В результате почти полугодового следствия по делу инженеров-металлистов ХРЕННИКОВА, БЕЛОНОЖКИНА, ЖДАНОВА и др., ОГПУ получено в последнее время ряд следственных материалов, характеризующих деятельность контр-революционной организации в металлопромышленности и машиностроении, а именно:

1) Контр-революционная вредительская организация в машиностроении возникла в 1921 году в тресте «ГОМЗЫ», под руководством ХРЕННИКОВА, в составе группы специалистов б. служащих Акционерного] О-ва «Сормово-Коломна». Организация возникла и проводила вредительство по директивам б. акционера МЕЩЕРСКОГО (члена Торгпрома), посылавшихся через некоего гражданина] ГЛАССА (тоже чл. Торгпрома) и через английскую Миссию лично ХРЕННИКОВУ, связанному с ГЛАССОМ и ХОДЖСОНОМ. Целью вредительства была подготовка концессионной базы для б. владельцев.

2) Гомзинская организация, в лице ХРЕННИКОВА, на периоде 1921-25 г. входила в к.-р. организацию, существовавшую в Главметалле и его Техническом Совете в составе инж[енеров] ГАРТВАНА, БЕЛОНОЖКИНА, ЖДАНОВА, СВИЦЫНА, ТАУБЕ и друг[их], чем устанавливалось единство действий и для других (не Гомзинских) ветвей организации.

3) В 1925 году ХРЕННИКОВ, уже состоя Председ[ателем] Метплана и членом Правления Главметалла, возглавил и окончательно оформил к-р. организацию, охватившую все отрасли деятельности Главметалла, распределив для каждого роли по руководству всеми ветвями к.-р. организации в металлопромышленности Юга, Урала, Москвы и Ленинграда (см. его схему).

С этого времени вся последующая вредительская деятельность организации сводилась по показаниям БЕЛОНОЖКИН А к созданию металического голода в стране, к срыву индустриализации, соответственно этому проводилось вредительство в подпольных ветвях организации (Гомзы, Югосталь, ЮРТ, Гипромез и т. д.).

4) Организация действовала по директивам Торгпрома, с членами которого как отдельные члены организации (ЖДАНОВ, БЕЛОНОЖКИН, СВИЦЫН и др.), так и ХРЕННИКОВ были связаны лично. Кроме того, сам ХРЕННИКОВ был связан с агентами английской разведки.

5) Организация имела связь с к.-р. организациями в НКПСе, Горнорудной промышленности и цветной металлургии.

Для иллюстрации изложенного, прилагаем копии собственноручно составленной ХРЕННИКОВЫМ схемы организации, а также копии протоколов допроса ХРЕННИКОВА, БЕЛОНОЖКИНА, НЕЙМАЙЕРА.

ЗАМ. ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ОГПУ Г. Ягода
НАЧ. ЭКОНОМУПРа ОГПУ Г. Прокофьев

Д. 353. Л. 2-2 об. Машинописный подлинник на бланке ОГПУ при СНК СССР, подписи - автографы. В угловой штамп бланка (Л. 2) вписаны от руки дата и номер документа (№ 44081); гриф секретности - машинописью вверху справа. На Л. 2 на полях слева рукописная помета: «Всем членам ЦК (и кандидатам) и президиуму (и кандидатам) ЦКК. Ст[алин]». Вверху Л. 2 - штампы делопроизводства Секретариата ЦК В КП (б) с данными о количестве размноженных (160) экземпляров документа (с приложениями), датой рассылки «11 —XI 1929 г.» и номером сопроводительного письма «№ 16691/с».

В деле (Л. 1) имеется машинописная копия того времени сопроводительного письма о рассылке записки Г. Г. Ягоды и Г. Е. Прокофьева членам и кандидатам ЦК и Президиума ЦКК В КП (б) за подписью помощника Секретаря ЦК (фамилия отсутствует): «По поручению тов. Сталина посылается Вам для сведения записка т. Ягоды от 6.XI. с. г. за № 44081 с приложением материала о вредительстве в металлопромышленности. Просьба, ввиду особой конспиративности, ознакомиться с материалом только лично и вернуть на мое имя. ПРИЛОЖЕНИЕ: экз. № на 26 листах». (Гриф «СТРОГО СЕКРЕТНО», номер документа «№ 16691/с», дата «11 ноября 1929 г.» машинописью).

10 января 1935 г.

Дорогие мои дети!

Милый сын Будимир, милая моя дочь Купа! Растите большими, растите хорошими, будьте хорошими настоящими людьми, будьте коммунистами-большевиками.

Учитесь хорошо, учитесь, чтобы быть полезными нашему обществу, чтобы радовать свою мать, а может быть, и для меня.

Берегите свою мать! Она очень хорошая, я ее очень люблю, любите и вы.

До свидания, мои родные, будьте счастливы. Вспоминайте меня.

Ваш отец А. Губин

Справка: «Копия письма находится в Главной военной прокуратуре, набл. производство № 4176, л.д. 7 по делу Губиной. Отметки о месте нахождения подлинника письма, отметки на материалах набл. производства нет и где оно находится неизвестно. Батурин».

10 октября 1964 г.

От Губиной Веры Игнатьевны, проживающей:
г. Ленинград, Новоизмайловский проспект, д. № 55, кв. 55

В связи с беседой с т. Климовым и т. Кузьминым объясняю.

Мой муж Губин Александр Антонович родился в 1895 году в г. Вильно. В 1917 году во время войны семья переехала в г. Тулу. В период гражданской войны он являлся участником ее и боролся за Советскую власть. В 1918 году вступил в члены КПСС. Дату точно не помню, но вскоре после образования ВЧК он работал в органах ВЧК, сначала на Кавказе, в Баку, потом был направлен в Ленинград для работы в органах ВЧК в 1922 году. В Ленинграде он работал, насколько я помню, начальником окружного специально-следственного отдела, а затем через несколько лет был назначен начальником административно-хозяйственного отдела Ленинградского управления.

В 1934 году Губин был делегатом XVII партийного съезда.

Примерно в конце 1933 года — начале 1934 года, точно не помню, он был назначен начальником оперативного отдела управления НКВД г. Ленинграда. Кем он был назначен на эту должность и в связи с чем, мне неизвестно. Припоминаю, что до него начальником оперативного отдела в Ленинграде был Лампе.

Что касается взаимоотношений между сотрудниками оперативного отдела, ничего определенного сказать не могу. От мужа я никогда не слышала каких-либо высказываний недовольства в отношении кого-либо из сотрудников. Насколько я знаю мужа по совместной работе, то он всегда был строгим, требовательным, справедливым и отзывчивым, и за это его уважали сотрудники и работали не за страх, а за совесть, дружно.

Насколько я помню и приходилось слышать от мужа, быв. начальника управления Медведь, он, а также другие сотрудники считали хорошим, энергичным, отзывчивым человеком, способным работником и отзывались с уважением. С С.М. Кировым Медведь был в хороших, дружеских отношениях. Слышала, что Ягода относился к Медведю недружелюбно. Не помню точно когда, за несколько месяцев до убийства С.М. Кирова, по приказу Ягоды Медведь должен был быть переведен из Ленинграда, но по настоянию С.М. Кирова его оставили в Ленинграде, чему сотрудники были очень обрадованы.

Что касается Запорожца, насколько я помню, особо близких отношений между моим мужем и Запорожцем не было. Отношения Медведя и Запорожца были довольно холодными, официальными.

Примерно за 4—6 дней до убийства С.М. Кирова мой муж заболел и с высокой температурой лежал дома. Помню, как ему позвонили, кто не знаю, и сообщили, что убит т. Киров. Страшно взволнованный этим событием, он немедленно ушел на работу.

Об обстоятельствах убийства С.М. Кирова, насколько я сейчас припоминаю спустя 30 лет, муж мне говорил, что убийца С.М. Кирова Николаев ранее, но когда — не знаю, был где-то задержан, как задержан, тоже не знаю. Обыскивал его сотрудник оперода Котомин и ничего не обнаружил, хотя, как говорили потом, у Николаева имелись при себе какие-то уличающие бумаги, а Котомин их не заметил. На сколько времени был задержан Николаев, кем и когда был освобожден, я не знаю.

В отношении убийства С.М. Кирова муж говорил, что охранник в Смольном следовал за т. Кировым в некотором отдалении, т.к. Сергей Миронович не любил, чтобы за ним ходили по пятам, чем, очевидно, и воспользовался Николаев. Когда С.М. Киров завернул за угол, а охранник несколько отстал, в это время убийца и выстрелил. Охраннику не удалось успеть вовремя к месту происшествия.

О структуре охраны С.М. Кирова мне ничего неизвестно. Никого из сотрудников охраны т. Кирова как по работе, так и по месту жительства я не помню. Знала я лишь сотрудника оперативного отдела Хвиюзова, т.е. с ним ранее работала в следственном отделении, но состоял ли Хвиюзов в охране С.М. Кирова, неизвестно. Я считала Хвиюзова положительным, добросовестным, исполнительным человеком.

Уже после убийства С.М. Кирова муж рассказывал, что Сергей Миронович очень не любил, что его охраняют, и если он замечал около себя кого- либо из сотрудников охраны, то тотчас же отсылал.

Кроме того, муж рассказывал, что задержать кого-либо из граждан, посещающих Смольный, без достаточных оснований было сложным, тем более, что эти лица впоследствии обжаловали действия сотрудников и что на этой почве сотрудники имели неприятности.

Возможно, поэтому и не принимались меры по усилению охраны тов. Кирова. Слыхала я, что Николаеву доверяли и он имел свободное хождение в Смольном.

О взаимоотношениях моего мужа с Паукером мне ничего не известно. Я не помню, чтобы муж когда-либо рассказывал, когда он встречался и разговаривал с Ягодой или его заместителями.

Какие были даны показания Николаевым после совершенного им убийства С.М. Кирова, я не знаю.

Как я написала выше, до и в момент убийства т. Кирова мой муж был болен и временно не работал. Как только ему сообщили об убийстве С.М. Кирова, он, будучи больным, ушел на работу. Насколько я сейчас припоминаю, от занимаемой должности он был отстранен на второй день после убийства С.М. Кирова, а арестован 5 декабря 1934 года. Когда были отстранены и арестованы другие сотрудники, проходящие по делу убийства С.М. Кирова, я не помню.

Чем занималась приехавшая из Москвы во главе со Сталиным комиссия, мне неизвестно. Кого они допрашивали, как допрашивали, какие задавали вопросы и как относились к допрашиваемым, я не помню.

Из шоферов оперативного отдела и в частности шоферов автомашины, которая была закреплена за моим мужем, помню фамилию Попугаев Константин. Был и еще один шофер, его фамилии я не помню.

Секретарем мужа в Админ, хозотделе была Щербенко Полина (отчество не помню). Была ли она и в оперативном отделе, сказать не могу. Тов. Щербенко в 1959 году работала в Ленинградском городском лектории на Литейном проспекте, д. 40. Где она сейчас, не знаю, возможно, еще работает там. Из сотрудников Оперативного отдела, как я уже писала, помню Котомина и Хвиюзова.

Припоминаю, что ко мне зашел Хвиюзов еще до суда моего мужа и рассказал, что Сталин вызвал к себе на допрос сотрудника Борисова, охранявшего С.М. Кирова. В гараже в то время не оказалось ни одной машины, кроме грузовой с неисправным рулевым управлением. Однако на этой машине повезли Борисова на допрос к Сталину. Как сказал Хвиюзов, Борисов сидел в кабине вместе с шофером. В пути следования машина из-за неисправного рулевого управления потерпела аварию. Дверь кабины от сильного толчка внезапно открылась и Борисов выпал, при падении ударился головой о камень и умер. Мне так говорили, а точно ли это, не знаю.

Где находился Борисов в момент убийства т. Кирова и после убийства, а также было ли у него оружие, не знаю.

В гостях у Котомина, Горина и Янишевского мы не бывали.

У Запорожца были однажды вместе с другими сотрудниками и их женами. Отмечалась какая-то дата, по-моему, годовщина органов НКВД. Кто там присутствовал, не помню. У Медведя мы были несколько раз, тоже по поводу каких-то праздников. У Фомина мы не бывали.

Кому непосредственно мой муж подчинялся по службе, мне неизвестно.

Как проходило следствие по делу сотрудников, арестованных в связи с убийством С.М. Кирова, мне неизвестно.

Кто допрашивал Губина, я не знаю. Обвинение ему было предъявлено в халатности. Было ли еще какое-либо обвинение, я сейчас не помню.

Я считаю, что обвинение Губину А.А. было предъявлено неправильно. Он не виновен, в частности в охране С.М. Кирова, т.е. помню его честным и справедливым человеком. Всю свою жизнь он честно работал, а в гражданскую войну участвовал на фронте.

Большую часть всего своего времени он находился на работе, был награжден значком почетного чекиста. Кроме того, у меня имеется последнее письмо моего мужа, которое он послал своим детям 10 января 1935 года. В этом письме он пишет, обращаясь к детям... «Будьте хорошими, настоящими людьми, будьте коммунистами-большевиками. Учитесь хорошо, учитесь, чтобы быть полезными нашему обществу, чтобы радовать свою мать, а может быть, и для меня... До свидания, мои родные, будьте счастливы. Вспоминайте меня...».

Такие слова мог написать только человек с чистой совестью, коммунист, преданный своей Родине и ни в чем неповинный.

Как проходил суд и что муж рассказывал о суде, я сейчас не помню.

В 1935 году Губин был осужден на 3 года и направлен на Колыму.

Что касается Бальцевича, он был осужден на 10 лет. Почему ему была избрана такая мера наказания, точно не знаю. Из разговоров родственников осужденных я припоминаю, как кто-то сказал, что у Бальцевича проживали родственники в Польше и это, по-видимому, повлияло на срок наказания.

С момента ареста моего мужа я имела с ним свидания три раза — первый раз в Ленинграде в тюрьме на улице Воинова. Это свидание проходило в комнате в присутствии вооруженного надзирателя. Дату свидания не помню. В тот же вечер их отправляли в Москву и нам, женам арестованных, разрешили проводить их на вокзале.

Еще два свидания происходили уже в Москве, на Лубянке в кабинете следователя и в его присутствии. Второе свидание было перед отправкой на Колыму, тут же были вручены ему (мужу) необходимые для далекого путешествия вещи. Оба раза разговор у нас проходил о домашних делах, о детях.

Муж рассказал мне, что в Москве перед отправкой на Колыму всех осужденных по делу убийства С.М. Кирова собрали вместе в кабинете. Принимал их Берзин, быв. директор Дальстроя, и после беседы с ними решил, где они будут работать. Кто еще присутствовал при этой беседе, я не помню. Губина направили на прииск «Штурмовой», Янишевского — на «Партизан» по их желанию. Не могу сказать, правильно ли это, мне сказали, якобы в приговоре было указано о направлении осужденных на Колыму.

Впоследствии муж рассказывал, что туда их везли в отдельном вагоне под охраной до Владивостока. От Владивостока до Нагаева их везли на пароходе тоже под охраной (но точно не помню).

Обстоятельства назначения осужденных ленинградских сотрудников, в том числе и моего мужа, на руководящие административные должности мне неизвестны. Думаю, что это было сделано для пользы дела, т.к. эти лица имели большой опыт руководящей работы и могли принести большую пользу Родине. Как я уже указывала, Губин был назначен начальником прииска «Штурмовой» Северного горно-промышленного управления.

Работая в этой должности, он отдавал все свои силы работе, честно и добросовестно, не считаясь со временем, выполнял задания государства. За хорошую работу он был награжден именными часами.

Летом 1935 года, получив разрешение на выезд к месту нахождения мужа, я, как и другие жены осужденных, выехала на Колыму к мужу. Ехала вместе с женами: Горина-Лундина, Мосевича, Янишевского. До Владивостока ехали поездом, а от Владивостока до Магадана пароходом. Дальше нам с Янишевской пришлось добираться на машине до реки Колымы, дальше на плоту по реке, дальше в глубь тайги на тракторах с прицепленными санями, а мне, кроме всего, до прииска «Штурмовой» верхом по таежным тропам. На прииске я работала заведующей канцелярией до дня отъезда. Принимала участие в общественной жизни.

Никогда ни от кого мы посылок на Колыму не получали.

Знал ли мой муж лично начальника секретариата Ягоды Буланова, не помню.

Будучи на Колыме, с Запорожцем и его женой мы личные связи не поддерживали. Когда мы приехали в Магадан, то по пути следования в тайгу посетили Горина, Лобова, Запорожца, Медведь, Янишевского, Котомина. В дальнейшем мы с прииска никуда не выезжали. Один раз к нам приезжал Медведь.

Получал ли Запорожец какие-либо посылки от Ягоды и Буланова, я не знаю.

Находился ли Запорожец в декабре 1934 года в день убийства С.М. Кирова в Ленинграде, я не знаю. Мне также неизвестно, почему Горин-Лундин, Мосевич и Лобов были назначены на чекистскую работу.

Накануне 1 мая 1937 года Губина вызвали в Магадан якобы на торжественное заседание, посвященное дню 1 мая, с тех пор я его не видала. Примерно через неделю или больше я получила от него записку, а с парохода телеграмму, из которых узнала, что его, Медведя и Запорожца вызвали в Москву. Были ли еще кто-нибудь с ними отправлены, я точно не помню.

Начальника Райотдела НКВД в Ягодном Громова-Варшавского я не помню.

Не получая никаких сведений о муже, беспокоясь о нем и о детях (дети находились в это время у брата мужа в г. Ижевске), не зная, вернется ли он обратно (я не подозревала, что он арестован), прождав некоторое время, я решила выехать домой в Ленинград к детям. Будучи в Магадане, я зашла к директору Дальстроя Берзину для выяснения судьбы своего мужа. Секретарь Берзина зашла к нему доложить обо мне и, выйдя, сказала, чтобы я подождала. Передо мной в кабинет к Берзину прошел какой-то сотрудник НКВД. После его ухода секретарь зашла к Берзину выяснить, можно ли мне зайти, но, выйдя, объявила, что меня он принять не может, т.к. уезжает на какое-то заседание. Из управления я ушла, а через некоторое время, в тот же вечер, я была арестована (5/IX-37 г.) двумя сотрудниками НКВД, которые произвели у меня обыск. Ими же был изъят пистолет мужа, который я собиралась сдать в НКВД, но не успела, т.к. была арестована.

После ареста я была направлена в Магаданскую тюрьму и помещена в одиночную камеру. В тюрьме я просидела три года. Из них больше года я содержалась в одиночной камере. Больше месяца с момента моего ареста меня вообще никто не вызывал, не допрашивал и не разговаривал и мне неизвестна была причина ареста. Следствие по моему делу вели следователи Кожевников и Малышев. Предъявили мне какой-то бланк, на котором было написано, что Губин враг народа и т.п., чему я не поверила. Следствие по моему делу было закончено и направлено в Москву примерно в 1938 году. Предъявлено обвинение по статьям 182 и 58-11 УК РСФСР. В 1939 году дело из Москвы вернулось с тем, чтобы переоформить его и направить в суд. Статью 58-11 изменили на 58 п. 12 УК РСФСР. 5 апреля 1940 года состоялся суд.

Постоянной сессией Хабаровского краевого суда я была осуждена на 10 лет лишения свободы, хотя, согласно Уголовному кодексу, по ст. 58 п. 12 даже при наличии состава преступления полагается самое большее 3 года, а его у меня не было, так же, как не было его и у мужа.

До 1939 года я ничего не знала о судьбе моих детей так же, как и они не знали ничего обо мне, несмотря на неоднократные заявления. В 1939 году я получила разрешение послать телеграмму отцу с указанием адреса, и таким образом дети и родные узнали, что я жива.

В конце 1940 года я была направлена из тюрьмы в лагерь, где и находилась до 5 сентября 1947 года. И только с восстановлением ленинских принципов социалистической законности 10 сентября 1958 года дело, по которому я была осуждена, постановлением Президиума Верховного Суда РСФСР производством прекращено и приговор отменен за отсутствием состава преступления.

В тюрьме, как я уже писала, я находилась некоторое время в одиночной камере, затем перевели в общую. Из находившихся вместе со мной женщин вспоминаю лишь некоторые фамилии: Пудан, Ал-дра, Бенен... Анна Семеновна (нач-к прииска), Сергеева Мария (судья), Булыгина Ал-дра, Лаврентьева Анна Федоровна (зав. отд. народного образования), Мовшович Ада, Несин Рита, остальных не могу вспомнить.

Разговоров о деле убийства С.М. Кирова я не вела. Возможно, беседуя с Пудан, зная, что она имеет отношение к НКВД, я сказала о том, что Николаев ранее задерживался сотрудником НКВД, это я имею в виду случай с Котоминым, о других случаях не помню, чтобы я говорила.

О подробностях убийства С.М. Кирова я ни Пудан, ни другим лицам говорить не могла, т.к. сама точно не знала, да и считала, что этого делать не следует.

За то время, что я находилась в тюрьме и лагере, в Ленинграде во время блокады погиб мой сын и другие родственники, я лишилась имущества, площади. Вещи, отобранные в Магадане, были возвращены частично, за остальные впоследствии уплатили приблизительную стоимость. Именные часы мужа, а также и мои возвращены не были.

В связи с разбором комиссией ЦК КПСС дела об убийстве С.М. Кирова я прошу разобраться в неправильном осуждении и репрессии моего мужа. Зная его как преданного своей Родине честного коммуниста, требовательного к себе и другим, я до сего времени считаю, что он не мог быть причастен к делу убийства С.М. Кирова, о котором он отзывался всегда только как об уважаемом, выдающемся и талантливом партийном и государственном деятеле и скромном, обаятельном и отзывчивом человеке, и тяжело переживал его утрату.

Репрессия 1937 года в отношении моего мужа явно необоснованная. Он пал жертвой клеветы и произвола. Я глубоко уверена, что искоренение последствий культа личности Сталина, восстановление ленинских принципов партийной жизни и соц. законности восстановит правду и в отношении моего мужа.

В. Губина